Чтобы понять суть этого философско-политического движения, следует учитывать, что евразийство – это идейное течение внутри русской эмигрантской интеллигенции, пережившей разочарования в связи с поражением демократических чаяний в революции 1905 г., эйфорию надежды, связанную с Февральской революцией, трагедию, вызванную первой мировой войной, «обвал» большевистского переворота, крушение не только идеалов, но и самих устоев России, горечь изгнания или «добровольной» эмиграции. Поставленная в экстремальные условия эмиграции, переживаемые ею как крах привычного образа жизни, сложившихся представлений о добре и зле, а главное, как крах национального самосознания и утрата национальной почвы, русская интеллигенция почувствовала себя не просто изгнанной, а загнанной в тупик. Питательной средой ее мироощущения стала атмосфера катастрофичности, охватившая всю эмигрантскую среду и определявшая ее общий настрой. Специфика же евразийства связана с тем, что движение объединяло тех молодых ученых, кто уже определил для себя формы борьбы за сохранение русской культуры.

Само название первой книги «Исход к Востоку» имело определенный подтекст. Не только связанный с традиционным для христианской культуры смыслом, но и свидетельствующий об определенности выбора и заданной им модели поведения, «возврат к себе, намерение жить, не отрываясь от своих корней». Молодая эмиграция переставала жить фантазиями и галлюцинациями и начинала с пристрастием интересоваться Советской Россией, происходящими в ней изменениями. Оценить эти изменения с точки зрения задачи сохранения русской культуры и могущественности российской государственности, выработать на этой основе стратегию и тактику своих действий – в этом виделся смысл движения, этой целью определялась направленность теоретических построений и практических действий евразийцев.

Заявившее о себе выходом сборника «Исход к востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев» (София, 1921) евразийство сразу же привлекло к себе внимание необычностью пущенного в обиход понятия, нетрадиционным анализом традиционных проблем, подкупающей воодушевленностью и искренностью авторов, настораживающими дерзкими проектами преобразования существующего общественного строя России.

Авторами сборника и «отцами» нового движения стали экономист и географ П.Н.Савицкий, блестящий лингвист и этнограф Н.С.Трубецкой, философ и богослов Г.В.Флоровский, искусствовед П.П.Сувчинский. Их начинание привлекло как многочисленных сторонников и сочувствующих (Г.В.Вернадский, Л.П.Карсавин, Н.Н.Алексеев, С.Л.Франк, П.М.Бицилли). так и оппонентов (П.Н.Милюков, Н.А.Бердяев, А.А.Кизеветтер и др.). Вслед за первым сборником уже в 1922 г. последовала вторая книга – «На путях. Утверждение евразийцев», затем еще три книги под общим названием «Евразийский временник». В 1926 г. евразийцы представили на суд общественности систематическое изложение своей концепции «Евразийство. Опыт систематического изложения». В 1931 г. в Париже вышел подводящий десятилетние итоги сборник «Тридцатые годы». Одновременно с 1925 по 1937 г. увидели свет двенадцать выпусков «Евразийской хроники», задуманной как сводка отчетов, пропагандистской и политической деятельности, включающие статьи теоретического характера, а также обзоры политической и хозяйственной жизни в СССР, за которой евразийцы внимательно следили. Под эгидой евразийского издательства публиковались и отдельные книги идейно близких авторов.

Однако, несмотря на бурную деятельность, пропагандистско-политическую активность и определенные успехи на этом поприще, евразийское движение уже к концу 20-х годов вступило в фазу кризиса и раскола. От него отошли П.М.Бицилли, Г.В.Флоровский, выступивший в 1928 г. с самокритичной статьей «Евразийский соблазн».

Выход из движения П.М.Бицилли и Г.В.Флоровского – тех, кому оно обязано разработкой философских основ, - имел трагический для движения смысл: он означало для него переход в новое качество, в котором теоретические изыскания, в частности, «россиеведение», на чем держалось классическое евразийство, отступили на задний план. Место историософических концепций заняли статьи Л.П.Красавина и Н.Н.Алексеева с учением об идеократическом государстве, отборе правящего слоя и пр. Смещение акцентов незамедлительно сказалось на всем движении – в нем резко усилился идеологический аспект.

Но самым серьезным свидетельством раскола евразийского движения стало образование Парижского центра евразийства и издание в Париже при активном участии Л.П.Красавина, «красного» князя Д.П.Святополк – Мирского, мецената П.П.Сувчинского и С.Я.Эфрона еженедельной газеты «Евразия», ориентированной на идейно-политическое сближение с советской властью и на сотрудничество с большевиками. О серьезности и дальновидности ее намерений свидетельствовал принятый эпиграф: «Россия нашего времени вершит судьбой Европы и Азии. Она – шестая часть света – ЕВРАЗИЯ – узел и начало новой мировой культуры».

Последний номер «Евразии» вышел в 1929 г.; конец газеты послужил началом конца и евразийского движения в целом. В 1931 г. вышел последний евразийский сборник – «Тридцатые годы. Утверждение евразийцев». Но «утверждения» уже утратили магию новизны. Евразийские соблазны рассеялись. Вышедшие позже два выпуска «Евразийской хроники» и «Евразийские тетради» уже не могли реанимировать движения. Оно умерло. А идеи? Идеи остались, ибо они, как и рукописи, «не горят» и сохраняют способность давать новые всходы на новой хорошо окультуренной почве, хотя иногда и прорастать дикими плевелами.

Что же сегодня привлекает нас в учении евразийцев, какой оно содержит эвристический потенциал, вдохновлявший «последнего евразийца « – Л.Н.Гумилева, и в чем таятся его порочные соблазны, побудившие отвернуться от него одного из основоположников Г.В.Флоровского и обрекшие в итоге движение на гибель.

Мировоззренческие амбиции евразийства достаточно велики - они претендовали на осмысление многих проблем духа и бытия. Однако, не смотря на широту охвата, в этих воззрениях прослеживается один ведущий аспект устремлений идеологов евразийства: мысль о замкнутом пространстве, носящем название "Россия-Евразия". Эта обособленность существует как в географическом, так и в культурном плане. Весь смысл утверждений евразийцев сводится к тому, что они провозглашали существование особой евразийско-русской культуры. Им уже было недостаточно того культурного самосознания, которое было у славянофилов, хотя они и чтили их как наиболее близких к ним по духу. Но они решительно отвергали существование западничества. То есть для евразийцев антизападническая деятельность и направленность их идеологии имела еще и прямой заданный сверхсмысл - поиск функциональной оригинальности Евразии, нахождения ее особого миссионерского пути.

Евразия кажется им обездоленной из-за своей отстраненности от океанического обмена. Чтобы компенсировать этот недостаток, она вынуждена была перестраивать всю структуру материального производства, в результате чего произошло разделение территории на промышленные и сельскохозяйственные районы. Поскольку во всем приходилось полагаться только на себя, для удовлетворения жизненных нужд создавались производства в собственных пределах. А тот факт, что Евразия, являясь «континентом-океаном», реально имела выход к настоящему океану, не имел для нее никакого значения: это был выход в никуда. В географической целостности Евразии выражено ее культурное единство. Категория «границы» оказывается важной для понимания существа евразийской культуры. Эта культура находилась по западную сторону рубежа, обособлявшего оседлую европейскую цивилизацию от чуждой ей по духу цивилизации Великой степи (кочевые народы), и по восточную - рубежа конфессионального, разделявшего христианство истинное (православие) и еретическое (католичество и протестантизм). Русь одновременно осознавала себя и центром мира, и его периферией, одновременно ориентировалась и на изоляцию, и на интеграцию.

Россия в первую очередь является продолжательницей культурных традиций Византии. Однако византизм - не единственный элемент евразийской культуры: заметный след в ней также оставила восточная волна, накатившаяся на Русь из монгольских степей. Таким образом, по своему духу евразийская культура, по мнению евразийцев, представляется культурой-наследницой, осваивающей чужие традиции, тогда как сами культурные центры возникновения этих традиций уже угасли, и соединяющей их генеральной идеей - православием.

Отмеченные особенности «континента-океана» заставляют искать истоки его жизнеспособности не в Киевской Руси, ставшей лишь колыбелью будущего руководящего народа Евразии, и даже не в северо-восточной Руси. Евразийцы считали, что впервые евразийский культурный мир предстал как целое в империи Чингиз-хана. Монголы формулировали историческую задачу Евразии, положив начало ее политическому единству и основам ее политического строя. Преемницей монгольского государства и стала Московская Русь. Российская же империя почти закончила государственное объединение Евразийского материка и, отстояв его от посягательств Европы, создала сильные политические традиции.

Однако само существо русско-евразийской идеи оставалось неосознанным внутри правящего слоя, который подвергся сильной европеизации. Европейский элемент вызвал в евразийском мышлении значительные сдвиги: национальная идея Москвы как наследницы Византии и оплота христианства в борьбе с азиатским язычеством и западной еретической культурой утратила свой религиозный смысл и была заменена позитивно-политической идеей империи и империализма; культурная задача стала формулироваться обедненно и чисто эмпирически - как рост государственной территории и государственной мощи.

Этот процесс совпал с быстрым продвижением России на Восток и переходом ее в лагерь своего вчерашнего врага - Европы, в ходе борьбы с утратившим религиозный пафос исламом. Прошлая разграничительная линия между русской и азиатско-языческой культурами исчезла: безболезненно и как-то незаметно границы русского государства почти совпали с границами монгольской империи.

По мысли евразийцев, замирение России с Европой и последовавшая вслед за этим еще большая европеизация вызвали явное помутнение национального самосознания, что повело к размыванию ощущения западной границы. Правящие круги стали считать Россию частью Европы, и на смену старой идеологии Москвы пришла новая, созданная по европейскому образцу культура, основы которой выводились из славянской традиции. Однако по-прежнему пространство, очерченное пределами Евразии, рассматривалось изнутри как отграниченное и от славянства, и от Европы. А извне оно определялось как Азия, хотя и отличная от действительной Азии, в частности, Китая и Индии.

Заимствование чужой культуры в конечном итоге оборачивается деформацией собственной. Чтобы избежать этого, необходимо руководствоваться в жизни стремлением к самопознанию: только оно укажет человеку или народу его настоящее место в мире. Лишь вполне самобытная национальная культура есть подлинная и отвечает этическим, эстетическим и утилитарным требованиям, которые к ней предъявляются. Стремление к общечеловеческой культуре, с этой точки зрения, оказывается несостоятельным: при пестром многообразии национальных характеров и психологических типов такая общечеловеческая культура свелась бы либо к удовлетворению чисто материальных потребностей при полном игнорировании духовных, либо навязала бы всем народам формы жизни, выработанные из национального характера какой-нибудь одного народа.

В качестве внутреннего барьера, защиты культуры от инородного воздействия выступает ее установка на невосприимчивость чуждых и деформирующих влияний. Механизмы самосохранения запрограммированы в ней самой. Как только она осознает угрозу, она мобилизует весь центростремительный потенциал для сбережения своей цельности и единства. Ее пространственное местоположение замыкается на понятии «граница». Вычерчивание такой границы становится процессом углубления самосознания данной культуры, выявления ее специфики и уникальности.

Европейской концепции дуэли Запада и Востока евразийство противопоставило модель: «периферия - центр в их динамическом взаимодействии». История показывает, что в культурах Запада и Востока много общего. Однако евразийская культура может раскрыться только на собственных путях в особом мире - разворачиваясь из Средней Азии в направлении приморских областей Старого Света.

С начала XX века взаимодействие евразийской и европейской культур перемещается из области техники, государственного строительства и политической жизни в сферу миросозерцания. А это круто меняет дело, Запад предстает здесь уже в иной виде. В ходе этого взаимодействия евразийцы приходят к выводу, что романо-германский мир с его культурой является их врагом. Евразийцы считают, что европейские понятия «эволюционной лестницы» и прогресса, применяемые к истории общества,- понятия глубоко эгоцентрические, «европоцентрические».

Согласно евразийской концепции, культуре нельзя научиться или просто заимствовать ее - продолжателем культурной традиции является только тот, кто качественно ее обновляет и превращает в свою собственность, в неотъемлемый духовный элемент личного бытия, как бы воссоздает ее заново. Она в каждом человеке как бы возрождается вновь и делает таким образом шаг, прыжок из прошлого в настоящее, а из него в будущее. История вся состоит из прыжков, там, где подобный процесс прерывается, культура умирает и остается один косный, бездушный быт.

Выстраивая схему культурно-исторического (линейного) развития, европейское мышление исходит из молчаливой предпосылки о том, что прошлое упирается в настоящее, как в тупик. Весь расчет здесь строится на том, что реален лишь быт, но не живая культура, не ее душа. Именно о духе, душе всегда пеклась евразийская мысль, пытаясь отыскать выход за пределы современной ей европейской цивилизации. Евразийское мировосприятие строилось на признании вполне реального существования общественно-культурных циклов зарождения, расцвета и упадка. При таком подходе культура наделяется всеми признаками личности, что, достигается через ее индивидуализацию и совокупность выполняемых ею общественных ролей. Так называемая «симфоническая личность» культуры составляется из комплекса иерархически организованных личностей (класс, сословие, семья, индивид), сосуществующих одновременно, но генетически связанных с предшествующими им прошлыми поколениями. В качестве такого сложного организма культура переживает определенные стадии своего развития, но не в рамках непрерывного эволюционного ряда, а в кругу законченного (закрытого) культурного цикла.

Вера есть духовный символ, который окрашивает культуру религиозно. Евразийцы убеждены, что рождение всякой национальной культуры происходит на почве религиозной: она появляется на свет, сопровождаемая мифом о своем рождении. Мифом евразийской культуры стало православие. Оно характеризуется стремлением к всеединству, что позволяет ему синтезировать различные идеологические течения - как входящие в рамки данной культуры, так и пребывающие за ее пределами. В этой связи язычество можно рассматривать как «потенциальное православие», причем в процессе христианизации русское и среднеазиатское язычество создают формы православия, более близкие и родственные евразийской православной традиции, чем европейское христианство.

Православие обладает способностью легко приспосабливаться к той или иной политической форме посредством веры в возможность и необходимость преображения бытия через его христианизацию. Оно не считает государство единственной реальной силой, верует в собственную силу и потому принципиально благожелательно ко всем разновидностям политической организации общества, расценивая любую из них как преходящую, а не раз и навсегда данную и неустранимую модель.

Взаимопроникновение церкви и государства затрудняет разграничение сфер их культурного творчества. Евразийство стремится выработать принцип такого разграничения: направление деятельности церкви - свободная истина, соборное единство, освоение и раскрытие соборного предания; государства - единство нецерковного мира, отъединенного в известной мере от церкви и разъединенного в самом себе. Государство черпает основы своей идеологии в церкви, пребывает в органической связи с нею, но конкретизирует и осуществляет эти идеи в собственной, мирской сфере. Оно неизбежно ошибается и грешит, поскольку функционирует в мире греха. Его внутренняя разъединенность ярче всего проявляется в разделении людей на правящих и управляемых, в отчуждении личности от общества, в использовании силы и принуждения.

К своему идеалу Русь шла не путем рационального сознания, а через религиозно-положительный опыт. Главная идея справедливого государства, «государства правды», которое она постоянно стремилась создать,- подчинение государственности ценностям, имеющим непреходящее значение. Из этого следует, что «государство правды» оказывается не конечным идеалом, установленным в результате социальных преобразований, а только этапом на пути достижения истины. В истории России под наслоениями многообразных взглядов и теории всегда проглядывало желание соблюсти эту изначальную истину, обуздать стихию человеческой воли, добиться самоподчинения человека религиозно-государственной правде.

В евразийской трактовке перед «государством правды» всегда стояли три задачи: блюсти православие, «возвращать правду на землю» и противостоять абсолютизации материального начала в жизни народа. Самой важной была обязанность «возвращать правду на землю». И именно поэтому нельзя сопоставлять «государство правды»с правовым государством Запада, так как первое основано на религии, а второе на материальных ценностях.

«Демотическое» (под этим термином евразийцы понимали государство, где народ не случайный набор граждан, а совокупность всех исторических поколений) государство избегает принудительного внушения тотального религиозного или философского миросозерцания. Отказываясь от принудительного внедрения идеала в жизнь, оно стремится сформировать не цельное мировоззрение, а общественное мнение определенной культурно-исторической эпохи. Признаки общих идей лежат в плоскости менее глубокой и менее интимной, чем миросозерцание или религиозная вера. «Демотическое» государство, в отличие от доктринального (например, марксистского или исламского), построено на «внешней правде», на общенародном признании, то есть является правовым, хотя и не в западном смысле.

«Соблазн», которому поддались евразийцы, состоит в том, что, стремясь то ли к власти, то ли к спасению России от большевиков, они решили воспользоваться готовыми структурами этой самой власти, заменив правящую коммунистическую партию «единой и единственной» православно-евразийской партией. Но утверждение диктатуры православно-евразийской партии разрушает провозглашенные евразийцами единое месторазвитие или, как бы мы сказали сегодня, единое экономическое и культурное пространство всех народов российской мира, которые уже в силу своих культурных и особенно религиозных традиций неизбежно останутся за ее пределами, народами второго сорта.

Механизмы нормирования и запретов, действующие в таком государстве, сводятся в основном к двум формам: физическому принуждению (которое должно быть минимальным) и отношениям властвования-подчинения. Вторая форма заставляет предполагать известную духовную связь между властвующими и подчиненными. Несомненным преимуществом властных отношений является то, что они основаны на очень первичных и элементарных сторонах человеческой психики, отчего им и присуща значительная социально-организующая сила. Надежда на полное исчезновение властных элементов (как в анархизме) - утопия: до тех пор, пока в жизни индивида играют важную роль чисто эмоциональные факторы (любовь, ненависть, привязанность и т. д.), они сохраняют свое значение.

Такое толкование наводит на мысль, что власть для евразийского мышления самоцель. Власть для себя - это квинтэссенция евразийства. Она сохраняется и используется не для внешних (социальных, экономических и пр.) целей, но для самопотребления. Структура властвования кажется трудноулавливаемой, но «правящий отбор» - наиболее осязаемый ее носитель.. Несмотря на структурную нестабильность правящего слоя (приток и выход составляющих его членов), он олицетворяет среду существования «идеи-правительницы». Ведь в конечном счете именно она отбирает для правящей системы необходимые ей элементы.

Евразийство предлагает некий эрзац для распавшейся империи, поскольку стремится дать хоть какое-то объяснение и оформление рыхлому многонациональному пространству, в котором Россия, среди прочих государственных образований, должна быть первой среди равных. В конце концов евразийство может послужить неким прикрытием для консервативной политической целевой установки. Но одной из отличительных черт евразийства является признание перемен и признание исторического движения. Тогда как может евразийство прикрывать то, что евразийство найдет лишь ограниченный успех среди большинства населения, и его влияние ограничится главным образом интеллектуальными кругами. И, тем не менее, евразийство остается опасным идеологическим мифом.

Главный «соблазн» евразийцев, порождающий ядовитые плоды, Бердяев усматривал в этатизме, скроенном по образцам большевизма и итальянского фашизма. Намереваясь заменить коммунистическую идеологию евразийской «идеей – правительницей», основанной на догматизированном христианстве, евразийцы лишь усиливают тоталитаризм государства авторитетом церкви, но тем самым заставляют ее служить «царству кесаря», если не «царству мамоны». Тоталитарно-идеократическое государство, усиленное авторитетом догматизированного христианства, берущее на себя организацию всей жизни, всей культуры и даже сферы духа, может обернуться русским фашизмом. Это предупреждение Бердяева до сих пор сохраняет свою зловещую актуальность.

Итак, можно сделать вывод, что евразийство - идеология государственности. Все его социокультурные, религиозные, геополитические и другие аспекты вращаются вокруг проблемы власти. Государство почти тождественно культуре и церкви, государство - тот витальный центр, который позволяет идентифицировать "Россию-Евразию".

Тем не менее, констатируя концептуальную и политическую неудачу движения, нельзя замалчивать евразийскую правду, как справедливо заметил Г.В.Флоровский. Историческое значение евразийцев состоит в том, что они первыми расслышали «живые и острые вопросы творимого дня». Но то была, по самокритичному признанию Флоровского, «правда вопросов , но не правда ответов, - правда проблем, а не решений». Ответы евразийцев ушли в архивы истории, а вопросы, поставленные ими, остались. И отвечать на них нам. Конечно, наши сегодняшние ответы будут иные. Но где гарантия, что это будут ответы и решения, с которыми согласится история? И не придется ли нам «переотвечать» на них еще раз? Критический анализ опыта евразийства позволит уменьшить соблазн скорых ответов.

КУРСОВАЯ РАБОТА

Проблемы социально-философский концепции евразийства

Введение.......................................................................................3

Глава 1 Философия русской истории и культуры в творчестве теоретиков-евразийцев....................................................................................6

1.1 Проблема «Запада-Востока» в философско-теоретической концепции

евразийцев (П. Н. Савицкий, Н. С. Трубецкой, Л. П. Карсавин)..................6

1.2 Основные проблемы философии культуры евразийцев.......................12

Г лава 2 Критика евразийской идеологии в творчестве русских философов 20 веке............................................................................................16

2.1 Критика Н. А. Бердяевым философских построений

евразийцев...................................................................................16

2.2 Критика П. Н. Милюковым, Ф. А. Степуна, Г. П. Федотовым теоретических построений

евразийцев...................................................................................22

Заключение..................................................................................26

Список использованных источников...................................................29

Введение

Евразийство - одно из крупнейших течений русской научной и общественной мысли ХХ века. Оно сложилось в среде русской эмиграции в 1921 году, и на 20-30-е годы приходится период его наибольшего расцвета. В этот период евразийцами были созданы научные работы, посвященные географии, природе, истории нашей страны в целом, и, в том числе, этнической истории народов России. Помимо россиеведения, евразийцы занимались созданием и обоснованием качественно новых принципов национальной идеологии России и осуществляли на их основе политическое действие.

Доктрина евразийцев основана на науке высшей марки. Это объясняется тем, что участниками евразийского движения были выдающиеся российские ученые первой половины ХХ в., а именно: всемирно известный философ и филолог Н.С. Трубецкой (1890-1938), экономист и географ П.Н. Савицкий (1895-1968), правовед и философ Н.Н. Алексеев (1879-1964) и др. Убежденными евразийцами были, мало известные современному читателю государствовед М.В. Шахматов (1888-1943) и философ Г.Н. Полковников (1902-1973). Одним из создателей исторической концепции Евразийства явился историк Г.В. Вернадский. К евразийцам принадлежал религиозный философ В.Н. Ильин.

Важнейшими текстами классического евразийства, в которых высказаны основные идеи доктрины, являются книги «Исхода к Востоку», «Евразийский временник».

Актуальность темы. Следует признать, что, в настоящее время, переопубликована лишь малая часть сочинений евразийцев 20-х-30-х г.г. Большинство материалов евразийцев 30-х годов не только не переизданы, но и не изданы самими евразийцами в силу финансовых трудностей, и хранятся в архивах.

Хотя в большинстве современных научных работ, касающихся евразийства, утверждается, что евразийство 20-30-х г.г. хорошо изучено, тем не менее, очевидно, что без наличия более или менее полного собрания сочинений евразийцев вряд ли можно говорить о каких-либо окончательных оценках. На самом же деле серьезное научное исследование евразийства, которое должно опираться на солидную текстологическую базу, еще впереди.

В связи с этим, основной целью данной работы является попытка более детально изучить вопросы возникновения и исторической эволюции русского евразийства, и как результат, попытаться получить более полное представление о данной концепции.

Степень разработанности. За последние 10-15 лет в научных и других периодических изданиях опубликовано множество материалов по тематике евразийства: статьи В.Н. Топорова, А.В. Соболева, И.А. Савкина, Н.С. Семенкина, И.А. Тугаринова и др. Среди них стоит отметить статью В.Н. Топорова, в которой анализируются труды Н.С. Трубецкого. Значительный интерес представляют публикации С.Ю. Ключникова и В.В. Кожинова в журнале «Наш современник», в которых обращается внимание на антизападные взгляды евразийцев.

Современные историки и философы довольно неоднозначно оценивают роль евразийства в русской социально-философской мысли. Здесь необходимо упомянуть работы таких авторов, как М.Г. Вандалковской, НА Омельченко, Л.И. Новиковой, И.Н. Сиземской. С точки зрения этих авторов, евразийство - это довольно самобытное, противоречивое течение русской мысли, лишь отчасти возникшее под влиянием революции 1917-го года. Противопоставление Востока и Запада, России и Европы у ранних евразийцев рассматривается этими авторами как слабое звено философской и социокультурной концепции евразийцев. В работах Л.И. Новиковой и И.Н.

Сиземской анализируются основные концепции евразийства; особое внимание уделено актуальности основных положений евразийской доктрины. В составленных этими авторами двух антологиях «Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн» и «Мир России - Евразия» были включены наиболее важные работы интеллектуальных вождей евразийского движения.

Целью данного курсового исследования явилось рассмотреть и проанализировать проблемы социально-философской концепции евразийцев.

В соответствии с поставленной целью мы решаем следующие задачи:

Дать характеристику проблеме «Запада-Востока» в концепции евразийцев;

Осветить основные проблемы философии культуры евразийцев;

Проанализировать критику евразийской идеологии в творчестве русских философов 20 века.

Предметом исследования является творчество теоретиков-евразийцев.

Объектом - анализ евразийской идеологии.

1 Философия русской истории и культуры в творчестве

теоретиков-евразийцев

1.1 Проблема «Запада-Востока» в философско-теоретической концепции евразийцев (П. Н. Савицкий, Н. С. Трубецкой, Л. П. Карсавин)

Возникшее в конце 20-х гг. двадцатого столетия в среде зарубежной русской интеллигенции культурологическое и геополитическое течение под названием «Евразийство» преследовало основную цель - полноту охвата и обозрения мировых событий и определения роли и места России в них как срединной державы между Европой и Азией. «Зародившееся в период между двумя мировыми войнами, евразийство предполагает существование между «Западом» и «Востоком» третьего континента — евразийского, имеется в виду органичное единство культур, рожденных в этой зоне встречи. Евразийство хочет узаконить Российскую империю, ее континентальное и азиатское измерение, дать России стойкую идентичность перед лицом Европы, предсказать ей славное будущее, выработать квазитоталитарную политическую идеологию и чисто «национальную» научную практику». Евразийство отражает парадоксы русской идентичности, когда она раскрывается в ее отношении к Востоку-Азии. Евразийцы исходили из того, что Россия есть не только Европа, но и Азия, не только Запад, но и Восток, и потому она - Евразия. Это еще не проявивший себя «континент в себе» и потому как бы не познанная «вещь в себе», но вполне сопоставимая с Европой, а по некоторым параметрам даже превосходящая ее, например, по духовности и полиэтничности, которую впоследствии Л.Н. Гумилев назовет «суперэтничностью» 1 .

Евразийцы выдвигают тезис о том, что над Евразией веет дух «братства народов», имеющий свои корни в вековых соприкосновениях и культурных слияниях народов различных рас. «Это «братство» выражается в том, что здесь нет противоположения «высших» и «низших», что взаимные притяжения здесь сильнее, чем отталкивания, что легко просыпается воля к общему делу. (П.Савицкий). Не только в межнациональных отношениях, но и во всех других сферах жизни люди должны ладить между собой. Народы всех рас и национальностей Евразии могут сближаться, примириться, соединиться друг с другом, образуя «единую симфонию», и тем самым добиваться большего успеха, нежели при разъединении и противоборстве между собой. Однако имеется и достаточно оснований считать подобные представления несколько идеализированными, поскольку как и «в России, так и на территории СНГ были и продолжаются межнациональные конфликты, и исторические социальные и;культурные различия не позволяют утверждать то, что возможно полное сближение и соединение» 2 .

На мой взгляд, следует согласиться с тем, что критическое отношение к Западу и западникам объясняется реакцией на западный экспансионизм, граничащий с насилием по отношению к России, на одностороннее навязывание России прозападного курса, диктата, учиненного западниками, начиная с Петра I - «большевика на троне» (по Н. Бердяеву). Негативное отношение к западникам, однако, не означало отказа от сотрудничества с Западом. Не отказаться, не отворачиваться от Запада, а сотрудничать и даже идти по западному цивилизационному пути, но оставаясь Россией, сохраняя отличную от Запада восточную, византийскую православную религию и культуру России.

В соотношении западной цивилизации и русской культуры необходима защита русской культуры от экспансии западной цивилизации - таков был лейтмотив евразийцев 20-х гг. ХХ столетия, полученный как бы по эстафете от славянофилов и почвенников. «Если славянофилы и почвенники защищали русское православие от неумеренных посягательств со стороны католицизма и протестантизма, то евразийцы не могли быть равнодушными к разрушению русской культуры, православия и русской религиозной философии» 3 , предпринимаемому большевиками-атеистами и сторонниками чужих, западных взглядов и идей в ущерб своим.

Философия евразийства отличается от западного аналитизма, ибо она «выражает противоположную тенденцию - тенденцию к синтетизму, интуитивизму и целостному пониманию мира. Евразийцы отстаивали подобное своеобразие и уникальность русской культуры и ее философских оснований от посягательств западного атомистического индивидуализма и рационализма. Они были горячими приверженцами русской идеи соборности и философии всеединства и, естественно, озабочены их сохранением и сбережением» 4 . В них они видели обоснование самобытности исторического пути развития России, не только отличного, но в чем-то противоположного западноевропейскому. Как и славянофилы, евразийцы отстаивали тезис о принципиальном отличии развития России от западной цивилизации, с которой необходимо в то же время сотрудничество на паритетных началах.

Философская база евразийства до сих пор изучена слабо. Исследователи, как правило, отождествляют философию евразийства с концепцией Л.П. Карсавина, который примкнул к евразийскому движению в 1925 году. При этом игнорируется то, что Карсавин к тому времени был уже сложившимся философом, имел свою собственную оригинальную философскую систему, которую он лишь косметически приспособил к евразийству, возникшему в 1921 году независимо от Карсавина. Основоположники евразийства - П.Н. Савицкий и Н.С. Трубецкой неоднократно в переписке признавались, что философия Карсавина им глубоко чужда и что его приняли в движение не как «официального философа евразийства», а лишь как «спеца» (то есть узкого специалиста).

Евразийство 1920-1930-х г.г. имело свой философский базис, отличный от карсавинской пантеистической философии. В конце 1920-х - начале 1930-х годов это философское ядро евразийства получило выражение в ряде работ основоположников (прежде всего, в работах П.Н. Савицкого, которые он опубликовал под псевдонимом П.В. Логовиков). Однако эти идеи латентно присутствовали еще в ранних работах П.Н. Савицкого и Н.С. Трубецкого (начиная с «Европы и человечества» Н.С. Трубецкого). Ядро это представляет собой оригинальную, непохожую на западную, хотя и предвосхищающую ее в определенных аспектах концепцию структурализма. В современной зарубежной литературе по евразийству эта концепция расценивается как «онтологический» структурализм, в рамках которого «структура» культуры понимается не как гносеологическая модель, а как сущность, то есть реалистически, а не номиналистически (П. Серио).

Однако, на наш взгляд, речь, прежде всего, нужно вести о смене евразийцами взгляда на культуру. Те, кто сближает взгляды евразийцев и Н.Я. Данилевского, не обращают внимания на то, что евразийцы, в отличие от создателя теории культурно-исторических типов, отрицали восприятие культуры как живого организма. Более того, Н.С. Трубецкой в «Европе и человечестве» развивает концепцию культуры как системы культурных ценностей, отталкивающуюся от идей французского социолога Г. Тарда, в которой в скрытой форме уже содержится понимание культуры как семиологической системы («языка») 5 . Впоследствии эта концепция полностью перейдет в евразийство. Во второй половине 1920-х уже П.Н. Савицкий разрабатывает концепцию особого географического мира, особенности которого, по его утверждению, подталкивают живущие в нем народы к определенной модели государства и экономики (так, «четырехполосная» система российского, евразийского мира подталкивает его народы к политическому объединению). Вместе с тем, в других своих работах, П.Н. Савицкий развивает мысль о «периодической системе сущего», об организационных принципах, которые пронизывают природу и культуру и восходят к Божеству. Таким образом, пространство, по Савицкому, смыслово, символически нагружено и его можно воспринимать как некое «естественное Откровение», в котором зашифровано сообщение о замысле Божьем относительно предназначения данных народов, нуждающееся в дешифровке. При этом особую важность представляет собой корреляция «структуры географического пространства» и «структуры культуры» или, как выражались евразийцы, «увязка» границ географического, языкового, этнографического, экономического и др. «миров» 6 .

Итак, по Савицкому и Трубецкому, единая организационная идея («эйдос») пронизывает и географическое лоно евразийской цивилизации, и ее культуру. Этот эйдос Евразия выступает по отношению к эмпирической России как у Соссюра язык по отношению к речи, и происхождение этого эйдоса - трансцендентное. Таким образом, Россия-Евразия понимается у евразийцев как единое целое, обладающее и географическим, и экономическим, и лингвистическим, и другими аспектами. Содержание явлений российской культуры может меняться, но структуральные черты, то есть структура, модель организации, эйдос остается неизменным. Так же как река есть меняющиеся воды и неизменное русло, и Россия есть меняющееся культурное и природное содержание и неизменная структура. Структура эта, погружаясь в материальную (природную или культурную) реальность, распадается на множество разных, но соотносимых систем (географический мир, экономический мир, языковой союз и т.д.). Ни одна из них не детерминирует другую, все они взаимосвязаны друг с другом и восходят к одному организационному принципу (евразийцы называли это «увязкой»).

Собственно, само наличие этой структуры и делает науку о России -россиеведение единой наукой, так как в противном случае было бы непонятно: что является ее предметом - Россия как географическая реальность - это одно, как лингвистическая реальность - другое. Поскольку же и география, и языковая картина, и экономика России организованы в соответствии с одними и теми же принципами, имеют одну и ту же онтологическую эйдейтическую структуру, можно говорить о едином предмете.

Концепция эта у евразийцев была только намечена, дальнейшее ее развитие, по нашему мнению, связано с задействованием основных категорий философии А.Ф. Лосева - логос, эйдос, символ, миф. Замечательно, что сами евразийцы (В.Н. Ильин, В.Э. Сеземан), стремясь вывести на уровень высокой философской абстракции свои выводы, также пришли к необходимости использования категории «миф» и проявили интерес к философии А.Ф. Лосева.

1.2 Основные проблемы философии культуры евразийцев

Евразийская линия, просматривавшаяся в рассуждениях «позднего» Леонтьева, в полной мере проявилась спустя тридцать лет после его смерти в книге Николая Сергеевича Трубецкого «Европа и человечество» (1920). В ней выдвинуты основные идеи его философии культуры, ставшие в дальнейшем методологической базой евразийского учения, весь смысл и пафос которого сводится к осознанию и провозглашению существования особой евразийско-русской культуры.

Не отрицая значимости европейской (романо-германской) культуры, Трубецкой предлагает рассмотреть правомерность «притязаний романогерманцев» на звание носителей общечеловеческой культуры и ответить на три следующих вопроса: 1) можно ли объективно доказать, что культура романогерманцев совершеннее всех прочих культур, ныне существующих или когда-либо существовавших на земле, 2) возможно ли полное приобщение народа к культуре, выработанной другим народом, притом приобщение без антропологического смешения этих народов, 3) является ли приобщение к европейской культуре (поскольку оно возможно) благом или злом? На все эти вопросы Трубецкой отвечал отрицательно. При сравнительном анализе различных культур автор пришел к убеждению, что вместо принципа классификации народов и культур по степени их совершенства необходимо ввести новый принцип - принцип равноценности и о качественной несоразмеримости всех культур и народов.

По мнению Трубецкого, стремление европеизировать свою культуру ставит в крайне невыгодное положение развитие собственной культуры неевропейского народа, ибо его культурная работа протекает в менее выгодных условиях, нежели работа природного европейца. Ему приходится искать в разных направлениях, тратить свои силы на согласование элементов двух разнородных культур, тогда как природный европеец может сосредоточить свои силы лишь на согласовании элементов одной и той же культуры, т. е. элементов вполне однородных.

Но самую большую опасность европеизации Трубецкой видит в уничтожении в результате этого процесса «национального единства», в расчленении национального тела европеизируемого народа. Учитывая тот факт, что приобщение к другой культуре происходит на протяжении жизни многих поколений и что каждое поколение вырабатывает «свой канон синтеза элементов национальной и иноземной культуры», он приходит к выводу, что «в народе, заимствовавшем чужую культуру... различие между «отцами и детьми» будет всегда сильнее, чем у народа с однородной национальной культурой» 9 .

Процесс расчленения нации усиливает противостояние одних частей общества другим и «препятствует сотрудничеству всех частей народа в культурной работе» 10 . В результате деятельность народа оказывается малопродуктивной, он творит мало и медленно, и во мнении европейцев всегда остается отсталым народом. «Постепенно народ приучается презирать все свое, самобытное, национальное... Патриотизм и национальная гордость в таком народе - удел лишь отдельных единиц, а национальное самоутверждение большею частью сводится к амбициям правителей и руководящих политических кругов» 11 .

Трубецкой утверждает, что все эти негативные последствия произрастают из самого факта европеизации и не зависят от степени ее интенсивности. Даже если процесс европеизации достигнет своего максимума и европеизируемый народ максимально приобщится к европейской культуре, то и тогда он, «благодаря длительному и трудному процессу культурной нивелировки всех своих частей и искоренению остатков национальной культуры, - окажется все-таки не в равных условиях с романогерманцами и будет продолжать «отставать». И это отставание приобретает статус «рокового закона» . Действие этого «рокового закона» приводит к тому, что отставший народ в семье цивилизованных народов лишается «сначала экономической, а потом и политической независимости и наконец становится объектом беззастенчивой эксплуатации, которая вытягивает из него все соки и превращает его в «этнографический материал».

В результате проведенного анализа Трубецкой приходит к выводу: последствия европеизации настолько тяжелы и ужасны, что ее приходится считать не благом, а злом. И поскольку это «зло великое», то с ним необходима борьба, которую должна возглавить интеллигенция европеизируемого народа. Именно она как наиболее интеллектуально развитая часть народа раньше других должна понять гибельность европеизации и решительно стать на борьбу с ней 13 .

Таким образом, главное положение евразийской культурологии заключается в том, что культура России не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма или механическое сочетание из элементов той и других. Она совершенно особая, специфическая культура. Культура -органическое и специфическое существо, живой организм. Она всегда предполагает существование осуществляющего себя в ней субъекта, «особую симфоническую личность». Аргументация этих основных выводов евразийской культурологии дана, прежде всего, в евразийской историософии.

2 Критика евразийской идеологии в творчестве русских философов 20 в.

2.1 Критика Н. А. Бердяевым философских построений евразийцев

Среди критиков евразийства был и крупный представитель русской религиозной философии, человек выдающийся и авторитетный - Николай Александрович Бердяев. В 1925 году в Париже под его редакцией начал издаваться журнал «Путь», и в 1927 году в нем была опубликована статья «Утопический этатизм евразийцев», в которой Николай Александрович подверг критике некоторые стороны евразийства.

Следует отметить, что Бердяев видел и положительные стороны этого течения. В евразийской доктрине он узрел, с одной стороны, возрождение мысли старых славянофилов, а с другой - новую настроенность евразийцев: не подавленность революцией, но пореформенную бодрость. Он выступал защитником евразийства против тех, кто считал их «сменовеховцами» или агентами большевиков. Это, говорил знаменитый русский философ, -единственное пореволюционное идейное направление, возникшее в эмигрантской среде, и направление очень активное.

Все остальные направления, «правые» и «левые», носят дореволюционный характер, и потому безнадежно лишены творческой жизни и значения в будущем. Евразийцы, на взгляд Бердяева, стоят вне обычных «правых» и «левых» 15 .

Бердяев считал, что евразийцы чувствуют, что происходит серьезный мировой кризис, что начинается новая историческая эпоха. Однако характер этого кризиса они не совсем верно себе представляют, полагая, что существо его заключается в разложении и конце романо-германской европейской цивилизации (старый традиционный мотив славянофильствующей мысли). Но заслуга их в том, что они остро чувствуют размеры происшедшего переворота и невозможность возврата к тому, что было до войны и революции. Евразийцы решительно провозглашают примат культуры над политикой. Они понимают, что русский вопрос - духовно-культурный, а не политический.

Бердяев считал серьезными и теоретически ценными некоторые идеи евразийства: стремление русского народа бороться за национальную самобытность вопреки реакционно настроенной части русской интеллигенции. Также он считал, что евразийцы вскрыли политическую и идейную опасность европоцентризма 16 .

Но в евразийстве, по мнению Николая Александровича, есть также элементы зловредные и ядовитые, которым необходимо противодействовать. Многие старые русские грехи перешли в евразийство в утрированной форме. Евразийцы чувствуют мировой кризис. Но они не понимают, что окончание новой истории есть вместе с тем возникновение новой универсалистической эпохи, подобной эпохе эллинистической. Национализм есть рождение новой эпохи. Ныне кончаются времена замкнутых национальных существований. Все национальные организмы ввергнуты в мировой круговорот и в мировую ширь.

Происходит взаимопроникновение культурных типов Востока и Запада. Прекращается автаркия Запада, как прекращается автаркия Востока. Эллинистическая эпоха действительно была эпохой «евразийской» культуры, но в том смысле, что в ней соединились Восток и Запад, Азия и Европа. Такого рода «евразийство» есть универсализм, подготовивший почву для христианства.

Но современное евразийство, продолжал Бердяев, враждебно всякому универсализму, оно представляет себе евразийский культурно-исторический тип статически-замкнутым. Евразийцы хотят остаться националистами, замыкающимися от Европы и враждебными Европе. Этим они отрицают вселенское значение православия и мировое призвание России, как великого мира Востоко-Запада, соединяющего в себе два потока всемирной истории. Их евразийская культура будет одной из замкнутых восточных, азиатских культур. Они хотят, чтобы мир остался разорванным, Азия и Европа разобщенными, т. е. они в сущности антиевразийцы.

Евразийство остается лишь географическим термином и не приобретает культурно-исторического смысла, противоположного всякому замыканию, самодовольству и самоудовлетворенности. Задача, которая стоит перед Россией, не имеет ничего общего с той задачей, которая стояла перед допетровской, старой Россией. Это есть задача не замыкания, а выхода в мировую ширь. И размыкание, и выход в мировую ширь вовсе не означает европеизации России, подчинения ее западным началам, а означает мировое духовное влияние России, раскрытие Западу своих духовных богатств.

Так в мире должен образоваться единый духовный космос, в который русский народ должен сделать свой большой вклад. Русская идея, которая вырабатывалась русской мыслью XIX века, всегда была такой идеей. И евразийцы, был убежден Бердяев, неверны русской идее, они порывают с лучшими традициями нашей религиозно-национальной мысли. Они делают шаг назад по сравнению с Хомяковым и Достоевским - в этом они духовные реакционеры. Отношение евразийцев к Западу и западному христианству в корне ложное и нехристианское, ибо культивирование нелюбви и отвращения к другим народам есть грех, в котором следует каяться.

Бердяев говорил, что человек выше государства. «Я не вижу, чтобы евразийцы защищали свободу человеческого духа, которой грозят со всех сторон опасности. Они - коллективисты почти в такой же степени, как и коммунисты, как и крайние правые монархисты, они склонны признавать абсолютный примат коллектива и его господство над личностью» . Евразийская идеология утверждает, что государство есть становящаяся, не усовершенствованная Церковь.

Таким образом, утверждается принципиальный монизм в понимании отношений между Церковью и государством, и государство понимается как функция и орган Церкви, государство приобретает всеобъемлющее значение. Принципиальный дуализм двух порядков - Церкви и государства, Царства Божьего и царства кесаря, который останется до конца мира и до преображения мира, не признается, стирается, как это много раз уже делалось в истории христианства. Это есть один из вечных соблазнов, подстерегающих христианский мир, и на этой почве рождаются утопии, принимающие разнообразные формы - от теократии папской и императорской до коммунизма и евразийства.

С точки зрения истории идей в идеократии можно узнать старую утопию, изложенную в «Республике» Платона. Совершенное государство Платона есть абсолютная тирания. Правящий слой, который будет носителем истинной евразийской идеологии, и должен создать республику платоновского типа, управляемую «философами» 19 .

У Платона была вечная и истинная аристократическая идея господства лучших, - утверждал Бердяев, - но платоновская утопия совершенного государства, очень живучая в истории, означает подавление личности и свободы. По сравнению с этим политика Аристотеля с его несовершенным государством представляется блаженством, возможностью свободно дышать. По-видимому, заключил Бердяев, во имя свободы добра необходимо допустить и некоторую свободу зла. Сам Бог допустил существование зла и этим указал на значение свободы.

Бердяев, как мы говорили выше, видел положительные стороны в евразийстве, считая серьезными и теоретически ценными некоторые идеи: стремление русского народа бороться за национальную самобытность вопреки реакционно настроенной части русской интеллигенции; евразийцы вскрыли политическую и идейную опасность европоцентризма, почувствовали, что происходит серьёзный мировой кризис. Полагая, что суть его заключается в разложении и конце романо-германской, европейской цивилизации. Бердяев в евразийской доктрине узрел, с одной стороны, возрождение мысли старых славянофилов, но с другой отмечает, что у евразийцев есть новая настроенность, не подавленность революцией, а пореформенная бодрость.

В критике Бердяев указывает, что евразийство враждебно любой форме универсализма и евразийцы не улавливают начало новой универсалистической эпохи, когда происходит взаимопроникновение культурных типов Востока и Запада. Так должен образоваться в мире единый духовный космос, в который русский народ должен сделать свой большой вклад. Бердяев считал, что отношение евразийцев к Западу и западному христианству в корне ложное и нехристианское. Культивирование нелюбви и отвращения к другим народам есть грех, в котором следует каяться 20 .

Бердяев пишет: «В евразийстве есть также элементы зловредные и ядовитые, которым необходимо противодействовать. Многие старые русские грехи перешли в евразийство в утрированной форме. Евразийцы чувствуют мировой кризис. Но они не понимают, что окончание новой истории, при котором мы присутствуем, есть вместе с тем возникновение новой универсалистической эпохи, подобной эпохе эллинистической. Национализм есть рождение новой эпохи. Ныне кончаются времена замкнутых национальных существований. Все национальные организмы ввергнуты в мировой круговорот и в мировую ширь. Происходит взаимопроникновение культурных типов Востока и Запада. Прекращается автаркия Запада, как прекращается автаркия Востока. Эллинистическая эпоха действительно была эпохой «евразийской» культуры, но в том смысле, что в ней соединились Восток и Запад, Азия и Европа. Такого рода «евразийство» есть универсализм, подготовивший почву для христианства. Но современное евразийство враждебно всякому универсализму, оно представляет себе евразийский культурно-исторический тип статически - замкнутым. Евразийцы хотят остаться националистами, замыкающимися от Европы и враждебными Европе. Этим они отрицают вселенское значение православия и мировое призвание России, как великого мира Востоко-Запада, соединяющего в себе два потока всемирной истории. Их евразийская культура будет одной из замкнутых восточных, азиатских культур. Они хотят, чтобы мир остался разорванным, Азия и Европа разобщенными, т.е. они в сущности антиевразийцы. Евразийство остается лишь географическим термином и не приобретает культурно-исторического смысла, противоположного всякому замыканию, самодовольства и самоудовлетворенности» 21 .

Бердяев говорил, что человек выше государства и критиковал евразийцев за то, что они коллективисты и склонны признавать абсолютный примат коллектива и его господство над личностью.

А государству, платоновского типа, которое должны будут создавать элиты, носители истинной евразийской идеологии, управляемого «философами», Бердяев противопоставлял политику Аристотеля с его несовершенным государством, в котором во имя свободы добра необходимо допустить и некоторую свободу зла.

2.2 Критика П. Н. Милюковым, Ф. А. Степун, Г. П. Федотовым теоретических построений евразийцев

Сложной и драматичной оказалась судьба евразийства, одного из наиболее интересных и самобытных течений русской эмигрантской мысли, противополагавшей западноевропейскому миру Россию как страну евразийскую, с присущими только ей особыми чертами культуры и государственности.

Неоднозначность и определенная противоречивость евразийской концепции, равно как и известная путаница некоторых исходных теоретических установок породили столь же противоречивую литературу о евразийском движении. Вплоть до последнего времени евразийство оценивалось по преимуществу негативно как чисто антизападническая, изоляционистская доктрина, как путь из варяг в монголы. Движение обросло множеством тенденциозных интерпретаций, было снижено до уровня публицистики, заидеологизировано и заполитизировано. Отчасти в этом были виноваты и сами участники и теоретики движения, не ограничивавшиеся историософскими изысканиями и стремившиеся придать движению характер универсальной социальной доктрины и даже политической партии. И чем сильнее шла политизация еврзийства, тем дальше удалялось оно от начальных своих установок, превращаясь из научной проблемы в утопию 22 .

Историки и критики евразийства вели его родословную от славянофильских и неославянофильских источников русской общественной мысли. Новым направлением реформированного славянофильства называл евразийство С. Франк. Об этом же писал Н.Бердяев, видевший в евразийской доктрине возрождение мыслей старых славянофилов и некоторых мыслителей начала XX века. Сходную оценку давал евразийству Ф. Степун, считавший, что евразиийская идеология выросла на перекрестке сниженного до бытового исповедничества славянофильского православия и националистической теории культурных типов Данилевского.

«В своей полемике с евразийцами Федор Степун писал в 1924 г.: европеизм и азиатское начало - это две составные части сущности России. Ни одной из них мы не вправе пренебречь, ни от одной не в силах убежать» 24 .

Возражение прежде всего вызывали антизападнические тенденции в выступлениях евразийцев, их отрицательное отношение к идее единства культурно-исторического процесса, равно как и недооценка евразийскими авторами общечеловеческих начал в культурной жизни.

Отвергая основные положения и методологию евразийства, П. Милюков пишет: «В исходных точках мышления евразийцев - много верного, хотя и не принадлежащего именно этому течению...» и далее, однако, «не ново и неверно то здание, которое строится на нескольких исходных верных положениях». Милюков даже называет их «русскими расистами».

Среди историков и философов русской эмиграции мысль о закономерности Октябрьской революции и органической связи Советской России с историческим прошлым русского народа нашла наиболее яркое выражение в идеологии евразийства. Г.П. Федотов был близко знаком со многими видными представителями евразийства и даже сотрудничал с периодическими изданиями евразийского направления. Однако он никогда полностью не разделял евразийских взглядов на прошлое, настоящее и будущее России.

С точки зрения евразийцев, Октябрьская революция знаменовала собой возвращение нашей страны на самобытный, органичный путь развития. А сила России, по их мнению, определялась срединным положением между Западом и Востоком, Европой и Азией. Пётр I попытался прочно привязать Россию к культуре Запада, но эта попытка оказалась неудачной, поскольку затронула лишь верхушку русского общества. В грозных потрясениях Октября евразийцы увидели выражение несокрушимой воли народа, низвергнувшей европеизированную элиту и проложившей путь к возвращению России в русло её естественного развития.

Уже в 20-30-е годы многим было ясно, что евразийцы преувеличивали связь большевиков с русской самобытностью, а их господство - с властью русского народа. Г.П. Федотов стал одним из активных участников критики евразийцев.

Георгий Петрович, в частности, отмечал, что евразийцев ослеплял двойной свет, излучавшийся как из Европы, так и из России. В таком отражении возникали двойные тени двойных истин. А последние, как известно, дают двойную ложь. Несчастье России в том, писал философ, что Европа и Россия живут в разные исторические дни. На том общем отрезке пути, на котором они шли вместе - послепетровском пути России - Россия с Европой разошлись далеко. Большевистская революция, поднявшая Россию на коммунистическую дыбу, вырывала пропасть между ними.

Вот почему, по мнению Г.П. Федотова, так важно учиться видеть Россию в русском свете, а Европу - в европейском 25 .

Евразийцы, как полагал Г.П. Федотов, нередко превращали в предмет гордости как раз слабые стороны российского феномена. Именно это обстоятельство подразумевал Георгий Петрович, когда говорил, что хотя в своей критике, и особенно в пересмотре истории, они оплодотворили будут оплодотворять русскую мысль, над ними всё же тяготеет некий порок изначального морального излома. Их национализм питается исключительно

противостоянием Западу. А в любви к Отечеству им не хватает именно любви, а существует гордость, имя которой - русское мессианство.

Мессианство же, продолжающее возвеличивать Россию несмотря на её грехи, не может иметь этического содержания, ибо в нём нет главного -покаяния.

Представления о мировой войне, революциях как Страшном Суде человечества были широко распространены в общественной мысли первых десятилетий ХХ века не только в русской эмиграции, но и среди мыслителей всего мира. По мнению Г.П. Федотова, сквозь ниспосланную Богом череду испытаний русский народ должен выйти духовно очищенным, освободиться от духовного раздвоения, груза грехов и заблуждений и обрести, наконец, единственно верную путеводную нить в лице православного христианства -того неисчерпаемого источника, из которого будут питаться все живые направления русской культуры 26 .

Наиболее прочной опорой духовного возрождения России является, как полагал Г.П. Федотов, духовное совершенствование каждой отдельной личности. С предельной отчётливостью эта мысль выражена в жизненном кредо философа: Живи так, как если бы ты должен умереть сегодня, и одновременно так, как если бы ты был бессмертен. И вот максима культурной деятельности: работай так, как будто история никогда не кончится, и в то же время так, как если бы она кончилась сегодня.

Заключение

Итак, в соответствии с поставленной задачей дать характеристику проблеме «Запада-Востока» в концепции евразийцев, мы можем констатировать, что датой рождения евразийства, одного из оригинальных идейных течений русского послеоктябрьского зарубежья, принято считать август 1921 г., когда в Софии вышел в свет первый коллективный сборник статей четырех авторов - Н. С. Трубецкого, П. Н. Савицкого, П. П. Сувчинского и Г. В. Флоровского - под общим названием «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев». Евразийцы подчеркивали, что название учения проистекает не из механического сочетания географических терминов «Европа» и «Азия», а обозначает «месторазвитие», «вмещающий ландшафт», особую цивилизацию, сферы взаимопроникновения природных и социальных связей русского народа и народов «Российского мира», являющихся не европейцами, не азиатами, а именно евразийцами. Географически этот «континент-океан» (Савицкий) ориентировочно совпадает с границами Российской империи в последние годы ее существования. Именно здесь, по убеждению евразийцев, сложилась уникальная цивилизация, качественно отличающаяся как от европейской, так и азиатской, со своей уникальной историей и культурой, с особым менталитетом народов, населяющих эту огромную территорию.

Евразийство объединило плеяду молодых талантливых исследователей из разных областей знания - философов, богословов, культурологов, экономистов, искусствоведов, историков, географов, писателей, публицистов. Несомненный духовный лидер евразийства князь Н. С. Трубецкой - культуролог, лингвист, философ. Организатором евразийства как общественно-политического движения был экономист, географ П. Н. Савицкий, видным философом евразийства в течение ряда лет -Л. П. Карсавин.

В соответствии с задачей проанализировать критиру евразийства, мы заключаем, что евразийство по-разному было воспринято в эмигрантских кругах. Часть эмигрантов, как уже отмечалось, увлеклась новыми идеями. Однако многие выступили с критикой основных положений евразийства. Стимулом для критических выступлений было стремление евразийцев найти свой выход из создавшейся в России ситуации, что приводило к отрицанию смысла политической борьбы их оппонентов. Если монархисты не признавали евразийцев, поскольку они выступали против реставраторства дореволюционных порядков, то либералы западнической ориентации критиковали их потому, что видели в их взглядах угрозу собственным идеалам. По сути, евразийцы оценили как неудачу попытку приложения либералами к России парламентской модели, выработанной по западным образцам. Неудивительно поэтому, что среди критиков евразийства оказались П. Н. Милюков и А. А. Кизеветтер. Для Милюкова, признававшего универсальные законы исторического развития, противопоставление России-Евразии Западу было неприемлемо. С этих же позиций подходил к евразийской концепции и Кизеветтер. Он определил евразийство как «настроение, вообразившее себя системой», указывая тем самым как на его психологические мотивы, так и на научную несостоятельность. Она определялась общим неверным утверждением об отсутствии общечеловеческих ценностей, что вело к целому ряду неточностей и ошибок в их построениях. Правда, при этом Кизеветтер приписывал евразийцам несвойственную им мысль о том, что в основе национальных своеобразий лежат взаимно-враждебные, исключающие друг друга начала различных культурных миров. Специальное внимание Кизеветтер уделил доказательству отличия славянофильства и евразийства.

Более сложным было отношение деятелей религиозного возрождения ХХ века и тех, кто примыкал вначале к евразийству. Если С. Н. Булгаков почти сразу увидел в евразийстве возвращение к презираемому им народничеству и прагматический подход к религии, метко названный им православизмом, то Н. А. Бердяев на начальном этапе развития движения отмечал его положительные черты и общность некоторых их оценок со своими собственными. Такими чертами были неприятие вульгарного реставраторства, понимание русского вопроса как культурно-духовного, чувство утраты Европой культурной монополии и надежда на возвращение народов Азии в мировой поток истории, наконец, его прореволюционный характер. Однако он видел и зловредные и ядовитые стороны евразийства, которые коренились в мировоззрении его сторонников. «Евразийцы реалисты в понимании национальности и номиналисты в понимании человечества», -писал он, определяя мировоззренческие основы их взглядов. - Но номиналистическое разложение реальных единств нельзя произвольно остановить там, где хочешь. «...Если человечество или космос не есть реальность, то столь же не реальны и все остальные ступени». В номиналистическом подходе крылась опасность отказа от христианства в угоду языческому партикуляризму. Позже он определил его как натуралистический монизм, при котором государство понимается как функция и орган Церкви и приобретает всеобъемлющее значение, организуя все стороны жизни человека. Конструирование такого «совершенного» государственного устройства, не оставляющего пространства для свободы и творчества человеческого духа, Бердяев охарактеризовал как «этатический утопизм евразийцев». Он заметил, что эмоциональная направленность евразийства, являющегося реакцией «творческих национальных и религиозных инстинктов на произошедшую катастрофу», может обернуться русским фашизмом.

Список использованных источников доступен в полной версии работы

Скачать курсовую: У вас нет доступа к скачиванию файлов с нашего сервера.

Философские исследования государства и права имеют давние и очень богатые традиции, восходящие к самым истокам философии. Практически вся жизнедеятельность человека в современном обществе в той или иной степени неизбежно сопряжена с функционированием государства и права. Учитывая то обстоятельство, что право является одним из основополагающих регуляторов общественных отношений в государстве, представляется справедливым говорить о том, что проблема философского осмысления государства и права относится к числу важнейших для наук, изучающих с философских позиций человека и общество, и, прежде всего, для истории философии.

В современных условиях радикальных преобразований в России и становления начал права и правовой государственности существенно возрастает роль философского осмысления проблем права. Переход к демократии и рыночной экономике в постсоветской России способствовал активизации исследования целого спектра разных фундаментальных проблем философии права, что одновременно выявило недостаточность и слабость современной философской литературы, посвященной изучению прежде всего философско-правового наследия отечественных дореволюционных и постреволюционных философов. И в настоящее время представляются необходимым поиски ответов на многократно задаваемые отечественными философами вопросы «Кто мы?», «Что происходит?» и «Что делать?» в том числе и в проблемном поле философии права.

Для осмысления особенностей отечественной культуры, русского национального самосознания в том виде, в каком это отразилось в русской философии, особый интерес представляют исследования взаимодействия философствования в России с философскими идеями и концепциями Западной Европы и Востока. В этой связи актуальными представляются работы тех мыслителей, которые не отвергая категорически западную философию, или, напротив, выступая ее эпигонами, глубоко изучили западную философскую

традицию и философские концепции Востока, освоили их, и затем создали свою оригинальную философскую школу. К таким мыслителям относятся представители евразийства, работы которых посвящены исследованию сугубо специфической проблемы именно русской философии - выбору исторического пути развития России между Западом и Востоком.

Евразийство, как писали сами основатели этого течения, есть «российское пореволюционное политическое, идеологическое и духовное движение, утверждающее особенности культуры Российско-Евразийского мира» 1 . Евразийство как интеллектуальное течение возникло в среде русской эмиграции 1920-30-х годов. Основной акцент оно делало на исследовании тесной исторической взаимосвязи русской культуры с рядом других, прежде всего восточных культур. В последнее время об идеях евразийства у нас в стране не утихают широкие общественные споры в связи с рядом уникальных составляющих данного течения (принципиально иная оценка роли татаро-монгольского ига в истории России и др.). Несмотря на очевидное значение проблематики евразийства, ее постоянную и высокую актуальность, многие ее аспекты, однако, до сих пор не получили должной научной разработки и философского осмысления. При этом если относительно политической и культурологической составляющих евразийства уже имеются комплексные исследования, у которых есть как сторонники, так и противники, то в отношении философии права евразийского учения этого сказать нельзя. В настоящее время отсутствуют какие-либо философские исследования, специально посвященные изучению именно государственно-правового элемента евразийского учения. Возможно, это связано с тем, что широкую известность творчество евразийцев получило только в начале 1990-х годов, и изучение именно государственно-правовых идей этого течения, по сути, только начинается.

Евразийцам, в отличие от многих их современников, удалось создать свою собственную методологию исследования права и заложить основы

1 Евразийство. Декларация, формулировка, тезисы. Прага, 1932. С. 7.

собственной философско-правовой школы. Однако, к сожалению, отечественная историко-философская наука в настоящее время уделяет недостаточное внимание философско-правовой проблематике в целом, и философии права представителей русского зарубежья в особенности. Однако философско-правовые идеи русских философов, которые были выдвинуты ими как в России, так и в эмиграции, являются неотъемлемой частью истории философии в целом, что обуславливает необходимость исследования этих идей. Нельзя понять целое, не изучив всех составляющих его частей и их взаимосвязей. Исходя из этого, нельзя осознать русскую философию права без исследования всего общефилософского и исторического «фона» России, а также философии русского зарубежья. Философия права евразийцев -уникальное и малоисследованное течение в истории русской философии права, в котором сочетаются философско-правовые идеи Запада и Востока.

Кроме того, важно учитывать, что в настоящее время изучение различных процессов во всех сферах деятельности человеческого общества (в том числе и в государственно-правовой сфере) невозможно без учета такого феномена, как глобализация. Этот процесс связывает сферы деятельности национальных обществ в единую мировую систему. Так, в результате развития глобализации в области международных отношений происходит снижение роли суверенных национальных государств в связи с созданием надгосударственных образований, которым делегируется часть суверенитета и предоставляется право принимать обязательные для всех государств законы (например, Европейский Союз). В результате развития глобализации на основе идеологии глобализма возникает опасность уничтожения культурных различий между народами, что может привести к господству единого стереотипа поведения, мышления и единого образа жизни среди людей. Однако именно евразийцы одними из первых утверждали, что не существует в мире культур высших или низших, а есть только разные. В то же время является слабо изученной проблема воздействия глобализации на государство и право. В связи с чем в

данной работе предпринята попытка исследования данной проблемы во взаимосвязи с изучением философии права евразийцев.

Философский анализ проблем государственно-правовой концепции евразийцев позволяет использовать творческий потенциал евразийства для формирования новой концепции, новых позиций развития государства и права в России в настоящее время и в перспективе.

СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ЛЕКТОРИЙ

ПРОБЛЕМЫ ГОСУДАРСТВА

В УЧЕНИИ ЕВРАЗИЙЦЕВ

С.Н. Лебедев1, Е.И. Замараева2

"Кафедра общественных наук Литературный институт имени А.М. Горького Тверской бул., 25, Москва, Россия, 123104

2Кафедра философии Финансовый университет при Правительстве РФ Ленинградский просп., 49, Москва, Россия, 125993

Статья посвящена проблемам государства в учении евразийцев, одного из наиболее оригинальных и значимых течений русской общесоциологической и политико-философской мысли Русского Зарубежья в 1920-1930-е годы. Проблемы государства, поставленные евразийцами, актуально звучат в нынешнюю эпоху строительства новой российской государственности и в определенной степени обрели свое воплощение в современной политической практике. Согласно классическому евразийскому учению, все народы «России-Евразии» объединены общим «месторазвитием» и представляют собой единый исторический и социокультурный мир, органически соединивший элементы Востока и Запада. В евразийском учении о государстве провозглашается идея сильной власти и могучего государства, которое представляет интересы народа и сохраняет с ним непосредственную связь, сочетая в себе право, справедливость и закон с нормами нравственности, блага и совести. В статье анализируется ключевой евразийский концепт - «идеократическое государство», а также сущностные характеристики евразийской концепции государственного устройства, такие, как идеократия, автаркия, идея-правительница, правящий отбор. Структурирующим концептом государства является «общеевразийский национализм», который трактуется евразийцами как архетип идеологии, основа национальной идеи. Анализируются основные принципы социально-экономического устройства евразийского государства, в том числе активное участие государства в хозяйственной жизни страны, сосуществование государственной и частной форм собственности. Согласно евразийской концепции, плановое хозяйство и государственная регулировка культуры - это основы автаркического государства, которые защищают страну от экономической и гуманитарной интервенции. Делается вывод, что евразийская концепция государства может быть использована для обогащения современной научной теории, а также для решения задач модернизации российского общества на современном этапе его развития, так как она учитывает специфические национальные, геополитические, исторические и культурные особенности нашего государства и позволяет сохранить самобытность и многообразие евразийского мира.

Ключевые слова: Евразия; евразийство; идеократическое государство; идеократия; правящий отбор; идея-правительница; автаркия; общеевразийский национализм.

В переходные периоды развития страны интерес к осмыслению проблем государства и государственности явно усиливается. Процесс пересмотра основных жизненных ценностей и поиска новых нравственных, духовных и социокультурных парадигм, начавшийся в России в последние годы и связанный с переосмыслением однополярной системы мира, которая сложилась после распада СССР, заставляет обратиться к наследию отечественных мыслителей прошлого, пытавшихся осознать место и роль России в мировом историческом процессе, и в том числе к учению евразийства - одного из наиболее оригинальных и значимых течений русской общесоциологической и политико-философской мысли Русского Зарубежья - Русского мира в 1920-1930-е гг. Проблемы государства, поставленные евразийцами, актуально звучат в нынешнюю эпоху строительства новой российской государственности. Евразийские идеи сегодня востребованы различными политическими и общественными движениями России, в определенной степени обрели свое воплощение в современной политической практике. Ряд положений евразийской концепции управления государством уже нашел свое продолжение в работах современных социологов и философов, юристов и политологов, экономистов и культурологов, историков и публицистов.

Сами евразийцы определялись в историческом пространстве следующим образом: «Евразийство есть пореволюционное политическое, идеологическое и духовное движение, утверждающее особенности культуры Российско-Евразийского мира» . Россия-Евразия, с точки зрения евразийского учения, - это территория, в топографическом плане объединяющая Восточно-Европейскую, Сибирскую и Туркестанскую равнины, возвышенности и горы, отделяющие их друг от друга, которая имеет свои географические, климатические, биологические и другие особенности, отличающие ее от Евразии в собственном смысле этого понятия и определяющие политическую, социальную, культурную, историческую и экономическую жизнь народов, проживающих на этой территории. Большую часть этого пространства занимает Россия, что позволило евразийцам ввести в обиход термин «Россия-Евразия». Согласно классическому евразийскому учению, все народы «России-Евразии» относятся к уникальному единому историческому, социокультурному, этноконфессиональному миру, спаявшему воедино, органически соединившему в себе элементы Востока и Запада.

В целом основы и основания евразийской концепции государства, понимаемого как «идеократическое государство» с его «совершенно особым» «идео-кратическим строем», были сформулированы в трудах инициатора, основоположника, организатора, руководителя и главного идеолога классического евразийства Н.С. Трубецкого. В евразийскую концепцию государства именно Н.С. Трубецкой включает, системообразующие понятия «идеи-правительницы», «идеократическо-го государства», «идеократического строя», а также особо значимые для понятийного аппарата классического евразийства понятия «автаркии», «особого мира», «месторазвития», «правящего отбора», «правящего слоя», «государственного правительственного актива», «общеевразийского национализма» и др.

Необходимо отметить, что такое «идеократическое государство» трактуется как «автаркическое» государство, потому что это политически и экономически

выгоднее, чем так называемая система «мирового хозяйства». «Основной плюс автаркии - ее неизменность, гарантирующая мирное сожительство внутри и вовне», - подчеркивает Н.С. Трубецкой .

Автаркия является преимуществом для территорий, которые представляют собой «особый мир», связанный не только экономикой, но и геополитикой, а также общей исторической и культурной судьбой, цивилизацией, «национальными особенностями и национальным равновесием». Государственный контроль в сфере экономики и государственное регулирование в области культуры - это то, что позволяет защищать страну от вмешательства иностранного капитала и иностранного культуртрегерства, являясь вместе с тем непременным атрибутом автаркического «идеократического государства», «идеократического строя».

При этом, как это отмечает Н.С. Трубецкой, «важно также (и, может быть, всего важнее) поставить радикально вопрос о стандарте жизни и о типе цивилизации в связи с экономической автаркией. Ведь ясно, что всякая данная географическая область может или не может быть автаркична только при данном жизненном стандарте при данном типе цивилизации. Современная форма организации мирового хозяйства предполагает единый тип цивилизации, но весьма различные жизненные стандарты (социальное неравенство). Система автаркических миров, наоборот, будет многотипна в отношении цивилизаций и в то же время одно-стандартна в пределах каждого автаркического мира» .

Следует отметить, что понятие автаркии, которое использует Н.С. Трубецкой, не является синонимом тотальной изоляции. В данном случае речь идет об оптимальных условиях существования государства в определенном социальном пространстве и времени, которые определяют государственно-державную самодостаточность, а значит, экономическую, политическую, социокультурную национальную автономию и государственную безопасность.

Согласно евразийству Россия-Евразия шла долгим путем к своему государственному идеалу вовсе не путем использования на практике порождений и ухищрений, сориентированного на меркантильный своекорыстный интерес спекулятивного рационального сознания, обусловливающего определенные стереотипы эгоистического поведения, что в определенной мере характерно именно для западной («романо-германской») цивилизации, но через свой «евразийский» самобытный религиозно-нравственный опыт, основанный на непреходящих ценностях «самоотверженного» бытия человека и сориентированный на соответствующие традиционные верования, обычаи, нормы.

При этом Н.С. Трубецкой полагал, что во все времена в народе (народах) России-Евразии жила мечта создать «государство справедливости», в котором бы и конкретно-человеческие и общественно-государственные ценности имели непреходящее значение и в государственном и в бытовом обиходе на основах справедливости, блага, равноправия. Именно в таком государстве справедливости, правды и добра возможен «подвиг власти». История России-Евразии - это вечный поиск именно такого «идеального» государства, вечное стремление обуздать человеческие страсти, добиться сознательного, добровольного и самоотверженного

подчинения их созидательным ценностно-значимым религиозно-государственным началам, притом что основополагающим принципом в евразийском учении является признание именно за государством созидательной, справедливой, в целом благой, миссии.

Рассуждая о государстве как о специфическом политическом образовании, Н.С. Трубецкой писал: «Идеократическое государство имеет свою систему убеждений, свою идею-правительницу (носителем которой является объединенный в одну-единственную государственно-идеологическую организацию правящий слой) и в силу этого непременно должно само активно организовывать все стороны жизни и руководить ими. Оно не может допустить вмешательства каких-либо не подчиненных ему, неподконтрольных и безответственных факторов - прежде всего частного капитала - в свою политическую, хозяйственную и культурную жизнь...» .

В евразийском учении о государстве, таким образом, провозглашается идея сильной власти и могучего государства, которое представляет интересы народа и сохраняет с ним непосредственную связь. Такое государство сочетает в себе право, справедливость и закон с нормами нравственности, блага и совести. Обращая на это особое внимание, Н.С. Трубецкой предлагает «прежде всего, отказаться от европейских форм политического мышления, перестать преклоняться идолу (к тому же чужому) „формы правления", перестать верить в возможность идеального законодательства, механически и автоматически гарантирующего всеобщее благополучие... оставить взгляд на человеческое общество как на бездушный механизм, - взгляд, на котором основаны все современные социально-политические идеологии. Не в совершенном законодательстве, а в духе, созидающем и укрепляющем государство через быт и устойчивую идеологию, следует искать грядущий идеал» . При этом в контексте евразийского учения о государстве принципиально важным видится способ отбора «правящего слоя».

В Европе, по мнению Н.С. Трубецкого, наличествуют два основных типа отбора «правящего слоя»: аристократический и демократический, характерные именно для европейской цивилизации. При аристократическом строе правящий слой отбирается по признаку знатности происхождения, т.е. по генеалогическому признаку. При демократии главным признаком отбора считается способность отражать «демократическое» «общественное мнение» и получать «демократическое» же «общественное доверие», но фактически «правящий слой» при демократическом строе составляют профессионалы, которыми чаще всего являются «профессиональные партийцы», «профессиональные журналисты», «профессиональные ораторы», «профессиональные депутаты», так сказать, «профессиональные демократы», пытающиеся, а порою и вполне способные посредством различных «профессиональных» приемов внушать и получить «общественное доверие».

Основная форма правления при демократии - это республика. «Демократический строй, обычно соединяющийся с плутократическим, предполагает не только особый экономический строй и целый ряд специфических политических институтов, но также и известные особенности культуры», - отмечает Н.С. Трубецкой.

«Характерным для этого строя является государственный минимализм, т.е. невмешательство государства в большинство отраслей культуры и быта, откуда кажущаяся независимость и автономность этих отраслей» . «Кризис демократии», по мнению Н.С. Трубецкого, вызывается прежде всего тем, что «демократическое общественное мнение» склонно постоянно меняться, влияя тем самым на текущую политику и непрерывно порождая различные противоречия и конфликты. Поэтому при «демократическом строе» постоянно существует опасность окончательного распада «демократического» государства.

Н.С. Трубецкой решительно отвергает как «аристократический (военно-аристократический)», так и «демократический (плутократическо-демократический)» строй как негодные для будущей новой России и предлагает новый подход к строительству будущего российского государства с принципиально иным политическим, экономическим, социальным, культурным и бытовым укладом и новым типом отбора правящего слоя. Это вновь создаваемое «идеократическое государство» должно быть сильным, так как только могущественное государство жизнеспособно и жизнедеятельно, а этому не способствуют ни парламентаризм, ни многопартийность, ни принцип разделения властей. Такое «идеократическое государство», «особый мир», «месторазвитие», какое представляет из себя Россия-Евразия, Н.С. Трубецкой предлагает как идеальную модель будущего «совершенного», «правильного» государства.

Каковы же характерные особенности подобного государства? Во-первых, «государственный максимализм», т.е. активное участие государства во всех сферах жизни общества. Во-вторых, «близко стоящая к народу» сильная власть, основанная на «выборном начале» при постоянном совершенствовании техники выборов и работы выборных учреждений. И, наконец, усиленное «огосударствление» общественных организаций» при их широком и активном участии в государственном строительстве. При этом многопартийность, столь характерная для демократии, вовсе не должна поощряться, притом что либо «совет вождей», либо «один из вождей», т.е. лидер «единой и единственной» партии должен быть наделен высшей властью в «идеократическом» государстве. Наряду с этим в «идеокра-тическом государстве» непременно должен существовать и «свой» «правящий слой», и «свой» особый «государственный правительственный актив».

Н.С. Трубецкой так трактует понятие «правящий слой»: «Взгляд на государственно организованное человеческое общество как на живое организованное единство предполагает существование в этом обществе особого правящего слоя, т.е. совокупности людей, фактически определяющих и направляющих политическую, экономическую, социальную и культурную жизнь общественно-государственного целого», - пишет он . Далее он специально останавливается на определении понятия «государственный правительственный актив» именно в связи с обозначением его роли и функций применительно к «идеокра-тическому государству». «Можно сказать, что в идеократическом государстве государственный правительственный актив состоит из сплоченных в сильную и внутренне дисциплинированную организацию членов «единой и единственной

партии»; поскольку эта партия возглавляется советом вождей (политбюро, ЦК и т.д. и т.д.), этот совет и является фактическим возглавителем государства; если же один из вождей - членов упомянутого совета - пользуется большим по сравнению с другими престижем и влиянием, то он оказывается фактическим главой государства», - указывает Н.С. Трубецкой . При этом права представителей и «правящего слоя», и «государственного правительственного актива» функционально жестко связаны с обязанностями: чем больше прав, тем больше обязанностей и ответственности. Между тем и «правящий слой», и «государственный правительственный актив» в «идеократическом государстве», согласно Н.С. Трубецкому, отбираются по приоритетному признаку, которым является высокая степень приверженности «идее-правительнице».

В связи с этим Н.С. Трубецкой вводит в евразийский обиход категорию - «идеократия», т.е. понятие, означающее новый тип государственного управления, при котором главным принципом отбора в формировании «правящего слоя» является «служение определенной идее». Основным признаком отбора правящего слоя при идеократии является общность миросозерцания - «общей идеи» - представителей «правящего слоя». Н.С. Трубецкой не раз возвращался к определению понятия «идеократия», неоднократно корректируя и уточняя его концепт. Так, в своей статье «О государственном строе и форме правления», опубликованной в восьмом выпуске «Евразийской хроники» (Париж, 1927. Выпуск 8), Н.С. Трубецкой писал: «Тот новый тип отбора правящего слоя, который ныне выковывается жизнью и призван прийти на смену как аристократии, так и демократии, может быть обозначен как идеократия, идеократический строй. При этом строе правящий слой состоит из людей, объединенных миросозерцанием» .

А вот в своей более поздней статье, напечатанной в одиннадцатом выпуске «Евразийской хроники» (Париж, 1935), Н.С. Трубецкой, сопоставляя и оценивая «демократический» строй и строй «идеократический», отмечает: «Одной из основ евразийства является утверждение, что демократический строй современности должен смениться строем идеократическим. Под демократией разумеется строй, в котором правящий слой отбирается по признаку популярности в известных кругах населения, причем основными формами отбора являются в плане политическом - избирательная кампания, в плане экономическом - конкуренция. Под идеократией же понимается строй, в котором правящий слой отбирается по признаку преданности одной общей идее-правительнице» .

Чтобы правильно осуществлять свои функции, «идеократический» «правящий слой» должен будет воспринять и в самом себе воплотить основные начала евразийского миросозерцания. Поэтому принципиально важной характеристикой «идеократического» «правящего слоя» должно быть единство суждений и устремлений, «подчиненность центральной идее», «единство миросозерцания».

С точки зрения Н.С. Трубецкого, «правящий отбор» предусматривает постоянное пополнение «правящего слоя» и «государственного правительственного актива» лучшими представителями народа. Вместе с тем в «идеократическом

государстве» должна существовать особая система образования и воспитания, которая дает возможность вырасти и выучиться достойным, создавая таким образом естественный «кадровый резерв» готовых к жизни, сильных духом граждан, которые смогли бы найти себя в различных отраслях народно-хозяйственной и государственной деятельности, постоянно пополняя «правящий слой» и «государственный правительственный актив».

Практика «правящего отбора» должна быть направлена на то, чтобы воспитать верность евразийским идеям, широкий кругозор, организованность, уважение к труду и стремление постоянно учиться и совершенствоваться. Этому должны способствовать в том числе и внешкольные организации молодежи. Основная задача всей системы подготовки будущих граждан - это любовь к Родине и уважение ее прошлого, т.е. та «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам», о которой писал А.С. Пушкин. Ведь, с точки зрения Н.С. Трубецкого, только те народы жизнеспособны, где существует культ предков и национальных героев (например, Китай и Япония).

Вместе с тем в «идеократическом государстве», в отличие от «демократического», общественное мнение может и должно быть обусловлено и стабилизировано «общими» «идеократическими» ценностями и идеалами, которые изначально заложены в основание «идеократической» государственной программы.

Идеократия ставит в качестве одной из своих основных задач выявление, идеологическое обоснование, закрепление, распространение и реализацию общих «идеократических» ценностей и идеалов на государственном уровне: «Необходима живо ощущаемая общность культурных и исторических традиций, непрерывность месторазвития и прежде всего отсутствие чувства национального неравенства» . Но и при наличии в «идеократическом государстве» соответствующих целей, ценностей и идеалов необходима также и предлагаемая самой жизнью соответствующая идеология, конгруэнтная «идее-правительнице» и направленная на созидание справедливости, правды, блага. В программном евразийском документе «Евразийство. Опыт систематического изложения» указано: «Идеей-правительницей подлинно идеократического государства может быть только благо совокупности народов, населяющих данный автаркический мир» .

Созидающая «благо», государствообразующая «идея-правительница» является своеобразным архетипом идеологии многонационального общеевразийского «идеократического» государства. Именно в качестве такой «идеи-правительницы» евразийцы предлагают так называемый «общеевразийский национализм», трактуемый ими как единый наднациональный интерес народов России-Евразии, связанных общностью исторических судеб, который изначально способствовал созданию и совершенствованию самого Государства Российского, определял в течение многих веков его внешнюю и внутреннюю политику и экономику, способствовал выработке системы общемировоззренческих ориентиров, ценностей и идеалов, консолидации социокультурной среды и этноконфессиональных отношений.

Весьма симптоматично, что один из основных концептуальных программных евразийских документов - «Евразийство (в формулировке 1927 г.)» начинается

так: «1. Россия представляет собою особый мир. Судьбы этого мира в основном и важнейшем протекают отдельно от судьбы стран к западу от нее (Европа) а также к югу и востоку от нее (Азия). 2. Особый мир этот должно называть Евразией. Народы и люди, проживающие в пределах этого мира, способны к достижению такой степени взаимного понимания и таких форм братского сожительства, которые трудно достижимы для них в отношении народов Европы и Азии» .

Чтобы отдельные территории России существовали как целое государство, нужно, по мнению евразийцев, наличие единого субстрата государственности. Замена национального субстрата классовым не определяет прочности государства. «Следовательно, национальным субстратом того государства, которое называется СССР, может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемая как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая своим национализмом. Эту нацию мы называем евразийской, ее территорию - Евразией, ее национализм - евразийством» . «Судьбы евразийских народов переплелись друг с другом, прочно связались в один громадный клубок, который уже нельзя распустить, так что отторжение одного народа из этого единства может быть произведено только путем искусственного насилия над природой и должно привести к страданиям» . «Это „братство народов" выражается в том, что здесь нет противоположения „высших" и „низших" рас, что взаимные притяжения здесь сильнее, чем отталкивания, что здесь легко просыпается „воля к общему делу"», - полагал в свою очередь П.Н. Савицкий .

Евразийский принцип объединения народов имеет культурно-историческую основу: государственно-политическое единство России исходит из исторической, геополитической, экономической, правовой и, самое главное, цивилизационно-культурной общности народов, живущих в «евразийском месторазвитии». Как отмечал известный исследователь евразийства Н.С. Семенкин, «из цивилизационной специфики России вытекает и особая природа ее государственности. Этим же предопределяются и основные государственные задачи - всеми средствами сохранять единство и территориальную целостность Евразии, оберегать евразийскую культуру и „общеевразийский национализм". Для решения этих задач государство должно создать соответствующую политическую и экономическую платформу» .

Фундаментальные принципы социально-экономической основы «идеокра-тического государства» были изложены в программном документе «Евразийство (формулировка 1927 г.)»: «Политика государства в экономической области должна базироваться, по мнению евразийцев, не на предоставлении возможности наибольшего обогащения, но на начале служения каждого своим согражданам и народно-государственному целому» . Из этого положения можно сделать вывод о приоритетах евразийской экономической программы: во-первых, провозглашается активное участие государства в хозяйственной жизни страны; оно должно контролировать и регулировать экономическую жизнь. Во-вторых, в экономике должно быть обеспечено сосуществование государственной и частной форм собственности. Однако это вовсе не отменяет государственного контроля

и регулирования экономики. При этом государственный контроль и государственное регулирование экономики предусматривают гармоничное сочетание как «рыночного», так и «планового» подходов с учетом соответствующих, постоянно меняющихся обстоятельств.

Согласно классическому евразийскому учению, совершенно необходимыми являются государственное регулирование и всесторонний контроль экономической жизни «идеократического государства»: «Евразийцы являются сторонниками широкого государственного регулирования и контроля хозяйственной жизни, а также сторонниками принятия на себя государством существенных хозяйственных функций» . Что же касается проблем государственного экономического регулирования посредством государственного планирования, то здесь евразийцы ориентируются именно на государственно-правовую систему: «Силою государственного законодательства, регулирующего частную промышленность с условиями концессионных договоров, также и частная промышленность должна быть помещена в рамки общего плана. Евразийцы не только отстаивают развитие функций госплана как органа, объединяющего государственную политику, но и высказываются за внесение плановости в отрасли, в настоящее время недостаточно ею проникнутые» .

Применительно к евразийскому учению отдельные важные правовые и экономические аспекты проблемы государства специально рассматривались П.Н. Савицким и Н.Н. Алексеевым. Так, П.Н. Савицкий, как специалист в области экономики и экономической географии, уделял особое внимание экономическим проблемам в контексте классической евразийской теории государства. В статье «Хозяин и хозяйство» он обосновывает необходимость создания оригинальной евразийской экономической концепции как учения о хозяйстве, хозяине, «хо-зяйнодержавии». При этом решение основных экономических проблем для государства, регулирующего хозяйственную (экономическую) сферу, П.Н. Савицкий усматривает в эффективном сочетании лично-индивидуального и государственно-державного начал. При этом необходимо «сопряжение, в величинах, соразмерных друг другу, лично-хозяйного и державного (как символа «общественного») начал» . Характеризуя же предлагаемый им новый термин «хозяйнодержавие», он отмечает: «Так должна именоваться система идеологических воззрений и социально-политических действий, которая поставит в поле зрения образ «хозяина» и положит первой (хотя не единственной) своей задачей насыщение экономической действительности лично-хозяйственным началом» .

Н.Н. Алексеев анализ конгруэнтных экономических и политических (госу-дарствоведческих) проблем часто увязывает с рассмотрением соответствующих правовых проблем. Так, в своих «евразийских» трудах, он достаточно много внимания уделяет разработке теории собственности, ее политико-правовых и социально-экономических аспектов. В этой связи Н.Н. Алексеев предлагает следующее определение собственности: «Собственность есть такое отношение между людьми, при котором праву собственника на господство и распоряжение над встречающимися в ограниченности и не принадлежащими к высшим ценностям

предметам соответствует универсальная обязанность других людей терпеть власть собственника и не вмешиваться в ее определенные проявления» . При этом он выделяет такие важнейшие, с его точки зрения, типы собственности, подлежащие особому вниманию, контролю и регулированию со стороны государства: собственность на землю, собственность на произведенный продукт и собственность на орудия труда. Соответствующее государственное регулирование в сфере экономики, по его мнению, совершенно необходимо.

Между тем Н.Н. Алексеев вполне допускает возможность одновременного сосуществованию разных форм собственности. При этом государство сохраняет частным собственникам их права, но оно же и следит за тем, как этими правами они пользуются, не расходится ли это с общей государственной экономической программой, с государственными целями и ценностями. Частная собственность не отменяется, но права собственников должны быть обязательно сбалансированы соответствующими обязанностями собственников по отношению к такому государству. Вместе с тем Н.Н. Алексеев полагает, что необходимо разграничить частные права и публичную власть, поддержать государствообразующие начала, не допуская неконтролируемых пагубных проявлений экономического индивидуализма, создавая экономику, наполненную новым содержанием в соответствии с сущностью, содержанием и функциями государства. В этом с ним оказывается вполне солидарен Л.П. Карсавин, который в статье «Основы политики», опубликованной в № 5 «Евразийского временника» в 1927 г., пишет: «В хозяйстве представляются необходимыми как существование частно-соборных и индивидуальных хозяйств, так и их согласование или объединение в одно хозяйство, соборно. Такое согласование и объединение предполагает организацию, т.е. действительное личное бытие субъекта хозяйства, а не распадение его в хозяйственной анархии, и подчинение хозяйственной сферы сфере государственной, преимущественно осуществляющей единство всей культуры» .

Подводя итог, стоит отметить, что евразийское учение о государстве не утратило своего значения и актуальности до сих пор. Так, евразийский идеал «идео-кратического государства» может быть использован для заметного обогащения современной научной теории. Актуальной ныне является также концепция евразийского наднационального государства, в котором каждая нация имеет возможность сохранить самобытность, внести свой вклад в многообразие евразийского мира и в то же время является частью союза, объединенного общими целями и задачами, ведь «идеократическое государство» в классическом евразийстве предстает как государство общенародное, что предполагает сплоченность, солидарность, единение народа и централизованной государственной власти. Не менее актуальны предположения евразийцев о возможности сочетания преимущества «рыночного» и «планового» подходов в экономической сфере. Современный мировой финансово-экономический кризис показывает, что возможности саморегулирования рыночной экономики переоценены, поэтому необходимо усилить роль государства в хозяйственной сфере. Это свидетельствует о важности и актуальности евразийского учения о государстве, играющем активную роль в экономической политике страны, контролирующего и регулирующего все сферы экономики, но вместе с тем дающего необходимую свободу предпринимательству.

ЛИТЕРАТУРА

1 ] Алексеев Н.Н. Собственность и социализм. Опыт обоснования социально-экономической программы евразийства // Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998.

2] Евразийство: Декларация, формулировка, тезисы. Прага: Евразийское книгоиздательство, 1932.

3] Евразийство. Опыт систематического изложения // Пути Евразии. Русская интеллигенция и судьбы России. М.: Русская книга, 1992.

4] Евразийство (Формулировка 1927 г.) // Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн. Антология. М.: Наука, 1993.

5] Карсавин Л.П. Основы политики // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М.: Наука, 1993.

6] Савицкий П.Н. Географические и геополитические основы евразийства // Савицкий П.Н. Континент Евразия. М.: Аграф, 1997.

7] Савицкий П.Н. Геополитические заметки по русской истории // Савицкий П.Н. Континент Евразия. М.: Аграф, 1997.

8] Савицкий П.Н. Хозяин и хозяйство // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М.: Наука, 1993.

9] Семенкин Н.С. Русская философия: софиология, имеславие, евразийство. М.: Республика, 2012.

0] Трубецкой Н.С. Мысли об автаркии // Трубецкой Н.С. Избранное. М.: Росспэн, 2010.

1] Трубецкой Н.С. О государственном строе и форме правления // Трубецкой Н.С. Избранное. М.: Росспэн, 2010.

2] Трубецкой Н.С. Об идее-правительнице идеократического государства // Трубецкой Н.С. Избранное. М.: Росспэн, 2010.

3] Трубецкой Н.С. Общеевразийский национализм // Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995.

4] Трубецкой Н. С. У дверей. Реакция? Революция? // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995.

THE STATE IN THE EURASIAN DOCTRINE

S.N. Lebedev1, E.I. Zamaraeva2

"Social Sciences Chair Maxim Gorky Institute of Literature

Tverskoy Blvd., 25, Moscow, Russia, 123104

2Philosophy Chair Financial University under the Government of the Russian Federation Leningradskiy Prosp., 49, Moscow, Russia, 125993

The article considers the role of the state in the Eurasian doctrine, one of the most distinctive and significant movements of the Russian sociological and political-philosophical thought abroad in the 1920- 1930"s. The issues addressed by the Eurasians are still relevant under the current epoch of the new Russian statehood construction and to a certain extent are implemented in the contemporary political practice. According to the classical Eurasian doctrine, all nations of "Russia-Eurasia" are united by the "place of

development" and constitute a single historical and socio-cultural world, which organically combines elements of the East and the West. The Eurasian doctrine of the state proclaims the idea of strong government and powerful state, which represents the interests of the people and maintains direct connections with its citizens by combining the law and justice principles with the norms of morality, welfare and conscience. The article examines the key Eurasian concept "ideocratic state" and the essential characteristics of the Eurasian concept of the state system, such as ideocracy, autarchy, idea-ruler, and ruling selection. The key state-forming concept is "Pan-Eurasian nationalism" interpreted by the Eurasians as an archetype of ideology, a basis of the national idea. The authors consider basic principles of the socio-economic structure of the Eurasian state, including active participation of the state in the economic life of the country, the coexistence of public and private properties. According to the Eurasian doctrine, the state-planned economy and the state regulation of culture form the foundations of autarchic states that protect the country from economic and humanitarian intervention. The authors come to the conclusion that Eurasian theory of the state can significantly enrich nowadays scientific theory and help to solve the tasks of modernization of the Russian society at the present stage for it takes into account specific national, geopolitical, historical, and cultural characteristics of our state and allows to preserve the identity and diversity of the Eurasian world.

Key words: Eurasia; Eurasianism; ideocratic state; ideocracy; ruling selection; idea-ruler; autarchy; Pan-Eurasian nationalism.

Alekseev N.N. Sobstvennost" i sotzializm. Opyt obosnovaniya sozial"no-ekonomihceskoy programmy eurazijstva . Russkiy narod i gosudarstvo. M.: Agraf, 1998.

Eurazijstvo: Deklaraziya, formulirovka, tezisy . Prague, 1932.

Eurazijstvo. Opit sistematicheskogo izlozenija . Puti Eurazii. Russkaja intelligencija i sudbi Rossii. M., 1997.

Eurazijstvo (Formulirovka 1927) . Rossiya mezdu Europoj i Aziej: eurazijskij soblazn. Antologija. M.: Nauka, 1993.

Karsavin L.P. Osnovy politiki . Rossiya mezdu Europoj i Aziej: eurazijskij soblazn. Antologija. M.: Nauka, 1993.

Savitskiy P.N. Geografihceskiye I geopolitihceskiye osnovy eurazijstva . Savitskiy P.N. Kontinent eurazija. M.: Agraf, 1997.

Savitskiy P.N. Geopolitihceskiye zametki po russkoy istorii . Savitzkiy P.N. Kontinent eurazija. M.: Agraf, 1997.

Savitskiy P.N. Hozain i hozaystvo . Rossiya mezdu Europoj i Aziej: eurazijskij soblazn. Antologija. M.: Nauka, 1993.

Semenkin N.S. Russkaya filosofiya: sofiologija, imeslavije, eurazijstvo . M.: Respublika, 2012.

Trubetzkoy N.S. Misli ob avtarkii . Trubetzkoy N.S. Izbrannoe. M.: Rosspen, 2010.

Trubetzkoy N.S. O gosudarstvennom stroje i forme pravleniya . Trubetzkoy N.S. Izbrannoe. M.: Rosspen, 2010.

Trubetzkoy N.S. Ob idee-pravitel"nitze ideokraticheskogo gosudarstva . Trubetzkoy N.S. Izbrannoe. M.: Rosspen, 2010.

Trubetzkoy N.S. Obtsheeuraziyskij nazionalizm . Trubetzkoy N.S. Istorija. Kultura. Yazik. M.: Progress, 1995.

Trubetzkoy N.S. U dverey. Reakziya? Revol"uziya? . Trubetzkoy N.S. Istorija. Kultura. Yazik. M.: Progress, 1995.

Трубецкой подчеркивал, что проблема личности в контексте развития культур является центральной для евразийцев; автор пытался придать персонологии - науке о личности - ключевой статус в евразийских исследованиях 1 . Но одним из первых проблематику личности в евразийских изданиях обозначил Карсавин . Он попытался философски обосновать понятие личности, а также рассматривал соотношение индивидуальной и симфонической (коллективной) личностей. Алексеев писал о значении индивидуальной личности в правовых отношениях, считая ее (как носителя сознания) ключевым элементом правовой структуры.

Проблема личности не могла не быть главной для евразийства, ведь основной вопрос многих социальных учений сводится к следующему: кто является субъектом развития?

Если точкой отсчета является индивид, то право индивида первично по отношению к праву целого. У Гоббса право индивида на самосохранение первично по отношению к его обязанностям . Если же субъектом развития признается общность, то фундаментальным признается ее право на «самосохранение», что означает для членов подобной общности прежде всего обязанность по отношению к целому: первична обязанность индивида.

Приведенная выше дихотомия в достаточной степени груба, тем более что не все евразийцы соглашались с подобным разграничением. Например, Алексеев отрицал первичность права или обязанности по отношению друг к другу . Однако в общем и целом учение евразийцев о личности можно охарактеризовать следующим образом.

Статья 64 Конституции России говорит о правовом статусе личности, подразумевая под ней прежде всего индивидуальную личность.

Для евразийцев личность не была лишь индивидуальной, взаимодействующей с себе подобными и от них получающей признание собственной ценности. Она для них прежде всего коллективная личность, которая и является субъектом развития.

Карсавин определял личность как «самосредоточение и самораскрытие бытия в особом его образе, из коего и с коим бытие соотносит иные свои образы» 1 . Автор выделял моменты-качествования (единичной личности) и моменты-личности (коллективные личности). Первые являли собой единство, отражая определенный аспект развития личности-индивида, вторые отличались многообразием.

При этом единичные и симфонические (коллективные) личности соотносятся друг с другом как индивидуальное и общее: «Мое познавание, как специфический и в то же время общий всем людям акт, конечно, есть акт моей личности, и в этом смысле он качественно и по содержанию только ей и свойственен. Но он есть и общий акт, т. е. качество-вание в моей индивидуальности высшей индивидуальности, которое по-разному индивидуализируется во мне и во всяком другом человеке. Точно так же качествованиями высших индивидуальностей во мне будут этические мои устремления и оценки, правовые (курсив наш. - Б. Н.) эмоции и влечения, бытования мои, социальные чувствования» .

Однако общее, подчеркивал автор, не может себя реализовать иначе как посредством индивидуального. Коллективная личность не есть существующая вне людей абстракция, она всегда в индивидуумах, однако не в простом механическом, но органическом их сочетании . Индивид может быть выражением нескольких коллективных личностей, поскольку Карсавин называл коллективными личностями не только народы как исторически формирующиеся личности, обладающие особенным самосознанием и исторической памятью, но и государство, отдельные государственные органы и даже отдельные социальные группы, в том числе правящий слой государства .

Таким образом, по мнению автора, субъектами развития являются не столько единичные, сколько коллективные личности . Развитием же (применительно к эмпирической действительности) мыслитель называет «разворачивание, раскрытие чего-то уже потенциально данного, т. е. актуализацию ранее актуально не бывшего» 1 . Поэтому его нельзя отождествлять с изменением: «С непрерывностью развития причинное взаимоотношение согласовать трудно: развитие не допускает деления развивающегося на “элементы”, без разъединенности которых не установима причинная между ними связь. Напротив, изменение необходимо такую разъединенность предполагает, потому допускает применение категории причинности и даже приводит к ней» .

Народ как субъект развития рассматривается не просто как пространственно-разъединенная общность индивидов (как у Еллинека и Руссо), взаимодействие между частями которой можно объяснить причинно-следственными связями, но как единство, в котором все части обусловливают друг друга. Развитие народа как коллективной личности не предполагает рассмотрения его лишь как множества индивидов, но одновременно и как единства, и как множества.

В данном контексте общество предстает перед нами как целое, чьи отдельные свойства проявлены в индивидах. Особенные свойства индивида присущи прежде всего народу как более богатому средоточию моментов. Культура раскрывается в народной личности, наделенной исторической памятью, не отождествляемой с суммой отдельных воспоминаний образующих ее индивидов.

При этом Карсавин задается важнейшим вопросом и сам же на него отвечает: «Не может ли в нашей душе быть моментов как стяжен-ных единств, независимых от высших индивидуальностей? (...) Я отвечаю на эти вопросы решительным отрицанием. Стяженность моментов вторичных в момент первичный, “частное всеединство” во всеединой душе не может существовать вне общего, т. е. вне качество-вания высшей индивидуальности. Это частное всеединство - “реакция” индивидуальной души на воздействие высшей. Во всеединой душе все моменты равнозначны и равноценны и все одинаково полны и едины в ней» .

• См.: Трубецкой Н. С. К проблеме русского самопознания. С. 93-95. Савицкий в этом вопросе следует за Трубецким: «Идея и понятие личности занимают центральное место в мировоззрении евразийцев. Они вносят его также и в проблемы философии истории. Культуру и культурно-исторические миры они понимают как особого рода “симфоническую личность”. Традиция есть духовный костяк такой личности» (Савицкий П. Н. Исторический замысел // Савицкий П. Н. Избранное. М., 2010. С. 480).
• Подробное рассмотрение развития проблематики «личности» в евразийском движении см.: Степанов Б. Е. Спор евразийцев о церкви, личности и государстве. С. 74-174.
• «...Если, иными словами, желание самосохранения есть единственный корень всякой справедливости и нравственности, - то фундаментальным нравственным фактом является не обязанность, а право; все обязанности производны от фундаментального и неотъемлемого права на самосохранение. Нс существует тогда никаких абсолютных или безусловных обязанностей; обязанности связывают нас только в тех пределах, до которых их исполнение не подвергает опасности наше самосохранение» (ШтраусЛ. Естественное право и история. М., 2007. С. 173).

Главная » Астрология / Фэн-Шуй  » Принцип демотии в учении евразийцев. Правовое учение евразийцев Проблема человека в учении евразийцев